Несмотря на большое количество исследований в области психологии рефлексии, ясность в определении этого понятия отсутствует. Данное обстоятельство во многом связано с тем, что рефлексия — это зонтичный термин, которое объединяет разнородные, часто не идентичные по своей природе психические явления.

Среди множества точек зрения можно выделить некоторые общие основания для всех проявлений рефлексии (они же — ее отличительные особенности): во-первых, это осознанное, произвольное состояние/процесс; во-вторых, она характеризуется Я-центрированной направленностью, то есть всегда выступает в форме самосознания и реализуется в виде внутреннего диалога (разговора с самим собой); в-третьих, суть рефлексии составляет регулирующая функция, которая включает ее в процесс взаимодействия субъекта с физическим и социальным миром; в-четвертых, рефлексия предполагает реализацию различных мыслительных операций и мыслительных действий, связанных с изучением объекта рефлексирования (анализом, сравнением, обобщением, интерпретацией, прогнозированием и т.д.). Важно подчеркнуть, что подлинная рефлексия предполагает интеграцию всех четырех аспектов.

В традиционных подходах к исследованию рефлексии доминирует представление о том, что уровень рефлексии связан линейно с различными проявлениями психической активности: чем выше уровень рефлексии, тем выше показатели успешности деятельности и психологического благополучия человека. В частности, рефлексия рассматривается как основа творчества [22] и самодеятельного индивидуального Я [23]. Осознанная саморегуляция, в том числе ее рефлексивные проявления, изучается в качестве психологического средства самоуправления, необходимого для успешности достижения целей в любом виде деятельности [16]. Рефлексивность (как результат развития рефлексивных способностей) определяется как универсальный инструмент прогнозирования и конструирования личностного и профессионального роста [18]. “Высшие рефлексивные способности” трактуются как важнейший аспект духовности человека с акцентом на их обусловленности высшими ценностями и смыслами [17]. Дополнительным свидетельством в пользу убеждения в позитивной роли рефлексивной саморегуляции являются многочисленные практики и тренинги, направленные на повышение уровня рефлексии их участников.

Одна из самых сложных проблем — это истоки формирования рефлексии. Она может проявляться в регуляции разных видов психической деятельности, начиная с собственных познавательных процессов (интеллектуальный аспект рефлексии), включая самоанализ (личностный аспект) и заканчивая процессами общения и социального взаимодействия (коммуникативный аспект). Однако это не отменяет вопроса о едином механизме рефлексии, которая, как отмечают многие авторы, органично связана с формированием интеллектуальной сферы личности.

Согласно Ж. Пиаже, рефлексия появляется на высшей стадии развития интеллекта, а именно стадии формальных операций (стадии “рефлексивного интеллекта”), на которой происходит формирование категориально-логических схем и в полной мере проявляет себя способность к децентрации. Децентрация предполагает способность к дискуссии, принятию и обсуждению разных точек зрения: “…в плане интеллекта кооперация … является объективно ведущейся дискуссией … из нее и на основе ее возникает позднее интериоризированная дискуссия, какую представляет собой размышление или рефлексия” [19, с. 182]. В дальнейшем Дж. Флейвелл использовал понятие “метапознание” для выделения особой группы познавательных процессов — активного мониторинга, регуляции и согласования когнитивных операций в соответствии с поставленными целями. Метапознание включает метакогнитивное знание, метакогнитивные навыки и метакогнитивные переживания [39]. Метакогнитивизм как новое научное направление был проанализирован А.В. Карповым [7; 9].

Аналогично Л.С. Выготский связывал рефлексию с третьей, высшей ступенью интеллектуального развития — “мышлением в понятиях” — и полагал, что именно образование понятий (то есть способность к обобщению) является основой понимания себя и других людей [4].

Р. Стернберг в рамках триархической теории интеллекта трактовал метакомпоненты как фундаментальный аспект интеллекта: умные люди не только быстрее перерабатывают информацию, но и более эффективно управляют собственной интеллектуальной деятельностью [51]. По мнению Р. Нисбетта с соавторами, саморегулируемое поведение [46] (например, контроль удовлетворения актуальной потребности) является проявлением интеллекта. Непроизвольный и произвольный контроль, включая рефлексию, рассматриваются как компоненты метакогнитивного опыта в структуре интеллекта [29; 30]. Особый интерес в связи с изучением природы рефлексии в контексте психического развития и ее связи с интеллектом представляет понятие “контроль поведения” [25; 26]. Согласно Е.А. Сергиенко, он является важнейшим механизмом регуляции индивидуальных психических ресурсов человека, при этом подчеркивается, что “…контроль поведения является основой самоконтроля” [26, c. 160]. В свою очередь, контроль поведения включает такие компоненты, как когнитивный контроль, эмоциональную регуляцию и волевой контроль. Когнитивный контроль рассматривается как комплекс интеллектуальных способностей и стилевых свойств интеллекта (там же). Таким образом, в онтогенезе линия развития самоконтроля (контроля субъектом своего поведения) оказывается тесно переплетенной с линией становления интеллекта.

Эмпирические исследования связей уровня рефлексии и уровня интеллекта малочисленны, а их результаты неоднозначны [14]. В частности, связи между уровнем психометрического интеллекта и уровнем рефлексии меняются с возрастом: в четвертых классах наблюдается слабая связь (р = 0.05), затем в шестых классах связи усиливаются (р = 0.01) и в десятых классах снова уменьшаются (р = 0.05) [34]. Подобного рода противоречивые данные, на наш взгляд, объясняются тем обстоятельством, что в большинстве исследований используются показатели психометрического интеллекта, которые, возможно, не имеют прямого отношения к формированию механизмов рефлексивной саморегуляции.

Основная проблема может быть сформулирована следующим образом: действительно ли высокий уровень рефлексии является условием эффективности разных видов деятельности и предпосылкой психологического благополучия личности (иными словами, всегда ли рефлексия разворачивается к человеку только своей светлой стороной, а арефлексия — только своей темной стороной) и какие интеллектуальные способности играют ведущую роль в продуктивной рефлексивной саморегуляции?

Задачи исследования: проанализировать феноменологию рефлексии с учетом связей ее уровня с различными интеллектуальными и личностными свойствами, а также успешностью деятельности; обосновать роль метакогнитивных способностей как основы позитивных и негативных проявлений высокого и низкого уровня рефлексии, позволяющих говорить о светлых и темных сторонах как рефлексии, так и арефлексии.

Теоретическая гипотеза: как высокие, так и низкие показатели рефлексии (в том числе измеряемые с помощью соответствующих опросников), расщепляются на две субобласти, каждая из которых объединяет лиц с разным типом психической организации и разным типом поведения.

ЭФФЕКТ РАСЩЕПЛЕНИЯ ВЫСОКИХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ РЕФЛЕКСИИ

Постепенно накапливались факты, свидетельствующие о психологической неоднозначности высоких показателей рефлексии. Цикл исследований, проведённых А.В. Карповым и его сотрудниками, выявил, что с повышением рефлексивности качество принятия управленческих решений растет, но только до определенного предела, а затем начинает снижаться [6]. Более того, наибольший уровень структурной организации основных параметров метакогнитивной сферы имеет место на среднем (но не высоком!) уровне рефлексии [7; 33]. Эти факты позволили сделать важный вывод о том, что связь между уровнем рефлексии и мерой сложности ее структурной организации по отношению к результативным параметрам деятельности является нелинейной и описывается инвертированной U-образной кривой. По мнению Карпова, влияние высокой рефлексивности на эффективность принятия управленческих решений амбивалентно: с одной стороны, обеспечивается широта и разнообразие способов принятия решения, а с другой — высоко рефлексивные люди учитывают в ситуации выбора слишком много альтернатив и склонны усложнять ситуацию.

О психологической неоднозначности высоких показателей рефлексивности свидетельствует ряд других фактов, на которые обратили внимание А.А. Карпов и А.В. Карпов. В частности, высокий уровень развития многих метакогнитивных параметров тесно связан с большей выраженностью психических качеств, которые отрицательно влияют на успешность интеллектуальной деятельности: нейротизма, психологических защит, склонности к психическому выгоранию и т.д. [5].

Негативное влияние высокого уровня рефлексии отчетливо проявляется в феномене руминации — склонности к чрезмерно длительному, фиксированному на деталях, назойливому обдумыванию проблемы. Отмечается связь руминации с проявлениями эмоциональной дезадаптации, в том числе депрессивными состояниями, враждебностью и т.д. [21; 28; 47; 48]. Аналогично личностная позиция в виде внимания, фокусированного на себе (self-focused attention), в том числе крайняя степень ее выраженности в виде чрезмерного вовлечения в собственные переживания, также может привести к депрессивным расстройствам и тревожности [41].

Психологическая неоднозначность высокого уровня рефлексии обнаруживает себя в случае воспринимаемого персонального контроля (perceived personal control) — индивидуальной веры в свою способность создавать благоприятные обстоятельства и избегать опасных ситуаций. С одной стороны, чувство персонального контроля является важным механизмом эффективной психической саморегуляции, особенно в экстремальных обстоятельствах. Так, Л.В. Виноградова эмпирически показала, что в выборке мужчин, осужденных за убийство жены, был снижен целый ряд параметров воспринимаемого персонального контроля. Соответственно эти мужчины в условиях межличностного семейного конфликта не смогли найти адекватный вариант выхода из трудной жизненной ситуации [3]. Многие исследования свидетельствуют о том, что наличие чувства персонального контроля связано с целым рядом позитивных последствий (ментальное и физическое здоровье, адаптация к болезни и т.п.). С этой точки зрения, воспринимаемый персональный контроль можно рассматривать как продуктивную форму рефлексии в виде самоэффективности — веры человека в эффективность собственных действий в той или иной ситуации и ожидание успеха от их реализации (А. Бандура). С другой стороны, не является верным утверждение “чем выше уровень личной веры в свою способность контролировать происходящее, тем лучше”. Существует множество фактов, свидетельствующих о негативных аспектах потребности контролировать происходящее [50].

Как это ни удивительно, контроль над стрессором скорее увеличивает стресс, чем его редуцирует. В частности, индивидуумы со слишком высокой верой в свою способность контролировать события (те, кто затрачивает слишком много усилий на социальный контроль и доминирование), имеют более высокий риск кардиологических заболеваний. Кроме того, вера в персональный контроль имеет оборотную сторону, поскольку может вести к росту тревоги и самообвинения. Таким образом, в действительности “…соотношение между контролем и состоянием психологического здоровья является нелинейным” [там же, с. 1251]. Иными словами, гиперперсональный контроль может выступать в качестве непродуктивной формы саморегуляции.

Почему же повышение произвольного контроля приводит к выраженным негативным последствиям? Один из возможных ответов на этот вопрос дал Дж. М. Бюргер, который понимал под контролем веру в свою способность существенно изменять события. По его мнению, влияние контроля опосредованно таким психическим явлением, как самопрезентация. Некоторые люди в большей мере, чем другие, озабочены социальной оценкой себя, поэтому для них исключительно важное значение имеет желательная самопрезентация, поддержание которой имеет цену в виде роста тревоги и беспокойства. Таким образом, “… повышенный контроль приводит к очень высокому уровню беспокойства относительно своей самопрезентации, что может привести скорее к снижению, чем к повышению производительности деятельности” [35, c. 250]. Кроме того, при высоком уровне воспринимаемого контроля (либо потребности в таком контроле) самопрезентация может деформироваться до уровня реализации защитной функции.

Разновидностью персонального контроля с негативными последствиями является феномен иллюзорного контроля (illusory control) — это воспринимаемая способность влиять на результаты, которые находятся вне пределов индивидуальных возможностей (например, когда человек с алкогольной зависимостью говорит, что он не имеет зависимости, потому что он может прекратить пить, когда захочет) [36; 43]. Характерно, что в психотерапевтической практике считается полезным формировать у клиентов чувство потери контроля, поскольку именно снижение персонального контроля открывает возможности для самообъяснения и самоизменения.

Существенным продвижением в объяснении противоречивой роли рефлексии является дифференциальная модель рефлексии [12]. Согласно этой модели, существуют разные формы рефлексивных процессов: системная рефлексия, интроспекция, квазирефлексия. Системная рефлексия основана на самодистанцировании, взгляде на себя со стороны одновременно с учетом направленности на внешнюю ситуацию. Интроспекция (самокопание) характеризует склонность сосредотачиваться на собственных внутренних переживаниях и состояниях (как правило, негативных переживаниях и возможных нежелательных последствиях собственных действий). Квазирефлексия (посторонние размышления) направлена на объект, который не связан с актуальной жизненной ситуацией, то есть это своего рода форма психологической защиты через уход от неприятной ситуации. Позже был разработан опросник, позволяющий выделить на полюсе рефлексивности три указанных выше формы рефлексии [13]. Следует отметить, что авторы не анализировали противоположный полюс — полюс арефлексии, хотя можно ожидать, что и низкие показатели рефлексивности (вплоть до ее отсутствия) могут быть психологически неоднородными.

Результаты с использованием данного опросника оказались весьма любопытными. В частности, у студентов с увеличением уровня рефлексии (в терминах “Методики диагностики уровня развития рефлексивности” А.В. Карпова) растёт вероятность использования квазирефлексии в виде ухода от неприятной ситуации [1]. Кроме того, чем выше уровень рефлексии у студентов, тем больше вероятность агрессивных действий и меньше связь с проблемно-ориентированным копингом (там же). Отмечается, что только конструктивная форма рефлексивной саморегуляции (системная рефлексия) выступает в качестве внутренних условий личностной зрелости, тогда как, напротив, неконструктивные формы рефлексивной саморегуляции (интроспекция и квазирефлексия) демонстрируют отрицательные связи с уровнем личностной зрелости [10].

Таким образом, в показателе высокой рефлексии можно констатировать наличие двух составляющих, продуктивной и непродуктивной: высокий уровень рефлексии может скрывать либо продуктивные формы саморегуляции с позитивными последствиями (повышение успешности деятельности, самоэффективность, системная рефлексия), либо дезадаптивные формы саморегуляции с негативными последствиями (снижение успешности деятельности, руминация, гиперперсональный контроль, иллюзорный контроль, интроспекция, квазирефлексия).

ЭФФЕКТ РАСЩЕПЛЕНИЯ НИЗКИХ ПОКАЗАТЕЛЕЙ РЕФЛЕКСИИ

Гораздо менее очевиден эффект расщепления противоположного полюса, а именно области низких показателей уровня рефлексии (так называемой арефлексии –– состояния, когда человек полностью сосредоточен на внешнем объекте/ситуации при отсутствии направленности сознания на собственные состояния в виде самооценки, самоанализа, самомониторинга и т.п.). Действительно, существуют многочисленные факты, свидетельствующие о том, что низкие показатели рефлексии связаны с разного рода эмоциональными и личностными нарушениями, а также снижением показателей успешности разных видов деятельности [9].

В качестве негативного проявления арефлексии можно рассматривать феномен выученной беспомощности (М. Селигман) — это состояние, которое возникает как результат неоднократного опыта столкновения со стрессовой ситуацией при переживании ее неконтролируемости. Постепенно у человека формируется убеждение в своей неспособности контролировать либо изменить ситуацию, даже если для этого складываются очевидные благоприятные условия. Рефлексия в этом случае снижается до минимума.

Характерно, что на фоне низкого уровня рефлексии начинают формироваться разного рода защитные механизмы: например, при росте выученной беспомощности растет вера в паранормальные явления, поскольку паранормальные убеждения помогают снять с себя ответственность за контроль над происходящим [53]; отмечается связь выученной беспомощности с отказом студентов изучать математику [40].

Примером негативного проявления арефлексии является феномен психологической инкапсуляции (К. Левин) — поведение, при котором индивид защищается от болезненных переживаний, связанных с восприятием трагических ситуаций, или ситуаций, противоречащих базовым убеждениям личности (например, человек выключает телевизор, где показываются сцены насилия; игнорирует любую альтернативную информацию в условиях противостояния “мы — они” и т.д.). Рефлексивная саморегуляция в этом случае минимальна. Хотя обычно психологическую инкапсуляцию связывают с подростковым возрастом либо с вытеснением детской травмы (это уже область психопатологии), подобное арефлексивное поведение весьма характерно для многих нормальных взрослых людей.

Если негативные формы арефлексии выделить достаточно легко, то позитивные ее формы, казалось бы, невозможны. Тем не менее существуют варианты поведения, когда низкий уровень рефлексии является предпосылкой как эффективности деятельности, так и психологического благополучия.

Прежде всего, это имплицитное научение. Знание, приобретенное в ходе имплицитного научения, не осознается и не может быть вербализовано, то есть оно по механизмам возникновения и форме проявления является нерефлексивным, при этом человек, используя такие субсознательные знания, успешно решает задачи [37; 38]. Более того, успешность познавательной деятельности может снижаться при включении рефлексивной регуляции. Обобщив результаты подобного рода исследований, Н.В. Морошкина и И.И. Иванчей пришли к выводу о том, что “сознательный контроль в задаче может препятствовать как формированию имплицитного знания, так и его извлечению” [15, с. 114].

Продуктивный характер арефлексии обнаруживает себя в деятельности экспертов. Чем выше способности эксперта в соответствующей предметной области, тем менее он способен к описанию знаний, используемых им для решения задач. Эксперт нерефлексивен не только в плане вербализации процесса своей интеллектуальной деятельности, но и на этапе принятия решений (по словам Р. Глезера, эксперты — “скорее блестящие опознаватели, нежели глубокие мыслители”). Тем не менее — и это обстоятельство необходимо подчеркнуть — эксперты активно используют рефлексивные стратегии (при изучении своей предметной области, оценке альтернативных позиций, анализе обнаруженных противоречий и т.д.).

Иллюстрацией позитивного влияния свертывания рефлексивной (произвольной) саморегуляции является вторичный контроль (secondary control) — процесс, посредством которого люди корректируют некоторые аспекты своего Я и принимают обстоятельства такими, какие они есть, то есть приводят себя в соответствии с требованиями окружающей среды [44; 49]. В этом плане вторичный контроль отличается от первичного (рrimary control), который является собственно контролем в прямом значении этого термина и предполагает попытки изменить ситуацию с тем, чтобы она соответствовала индивидуальным потребностям. Одно из проявлений вторичного контроля — это специфическая стратегия совладания в виде нежелания преодолевать трудности и отказа от вовлеченности в ситуацию (relinquished coping).

 Казалось бы, вторичный контроль — это пассивная форма контакта с окружением, тем не менее он является адаптивным средством для преодоления трудностей и может преобладать в определенных культурных контекстах (в частности, вторичный контроль чаще используется представителями восточных сообществ по сравнению с представителями западных) и оказывается полезным для установления межличностных отношений [42]. Отмечается, что вторичный контроль сопряжен с целым рядом позитивных последствий, в том числе снижением депрессии и тревоги в стрессовой ситуации.

Для нас важным представляется заключение о том, что некоторые люди парадоксальным образом используют обе стратегии (принимать обстоятельства и изменять их) одновременно [44]. Более того, ощущение способности принимать обстоятельства может усилить уверенность в возможности их изменения и наоборот — ощущение способности изменять обстоятельства поддерживает способность их терпеть, если затраты на первичный контроль в данный момент времени оказываются слишком высокими. Отметим, что подобный парадокс одновременности не может быть описан и объяснен в рамках традиционной линейной интерпретации рефлексии и арефлексии.

Типичным примером позитивной роли арефлексии является феномен избирательной осмысленности (mindfulness) в виде “отстранения”, когда блокируются оценки типа “хорошо–плохо” в анализе чужой или собственной деятельности и отсутствуют попытки контролировать либо подавлять свои состояния и мысли. То есть человек при низком уровне рефлексивной регуляции может занять ментальную позицию наблюдателя, полностью принимая внутреннюю логику событий без попытки вмешаться в происходящее. Состояние майндфулнесс предполагает специфическую саморегуляцию внимания, позволяющую сконцентрироваться на настоящем моменте. Описан целый ряд позитивных последствий этого ментального состояния, включая увеличение чувства психологического благополучия и удовлетворенности межличностными отношениями, снижение когнитивной и эмоциональной реактивности [20].

На полюсе арефлексии, как правило, находится творческая деятельность, поскольку порождение творческого продукта — это не столько результат произвольной саморегуляции интеллектуальной деятельности, сколько следствие работы непроизвольных психических механизмов, которые реализуются в таких эффектах, как озарение, инсайт, догадка, инкубация и т.п. Во многих исследованиях показано отсутствие рефлексивного самомониторинга в процессе приближения к инсайтному решению, более того, продукты творческого мышления далеко не всегда являются результатом сознательных усилий [2; 11]. В то же время, что также важно отметить, для творческих людей характерна индивидуально-специфическая форма рефлексивной саморегуляции (уникальные способы самостимуляции творческого процесса, особый тип самопрезентации и т.д.).

Таким образом, можно говорить о расщеплении полюса арефлексии (в виде отсутствия рефлексии либо ее слабой представленности) на две составляющие: непродуктивную форму саморегуляции (снижение успешности деятельности, выученная беспомощность, психологическая инкапсуляция) и продуктивную форму саморегуляции (имплицитное научение, интеллектуальное поведение экспертов, вторичный контроль, майндфулнесс, творческий процесс).

Результаты проведенного исследования свидетельствуют о том, что эффект расщепления высоких и низких показателей рефлексии заключается в следующем. Каждый из полюсов — и полюс высоких показателей рефлексии, и полюс низких показателей рефлексии — “расщепляется” на две субобласти в зависимости от представленности продуктивной и непродуктивной составляющих. Высокий уровень рефлексии скрывает как эффективную произвольную саморегуляцию, так и неадаптивные механизмы саморегуляции. В свою очередь, за низким уровнем рефлексии могут скрываться как эффективные механизмы непроизвольной саморегуляции, так и неспособность к контролю собственных состояний и происходящего.

Можно сделать вывод о том, что рефлексия в разных диапазонах ее проявления — это многомерное психическое явление, которое характеризуется разными формами саморегуляции как с позитивными, так и с негативными последствиями.

ОБСУЖДЕНИЕ

Основной вопрос, требующий обсуждения, — это вопрос о психических механизмах, лежащих в основе эффекта расщепления высокого и низкого уровня рефлексии, особенно на полюсах этого измерения, когда речь идет о гиперрефлексии или арефлексии. Почему рефлексивная саморегуляция может обернуться либо светлой, либо темной стороной?

На наш взгляд, следует обратиться к понятию метакогнитивных способностей и уточнить его содержание [8, 31]. Согласно нашему определению, метакогнитивные способности — это психические свойства, которые отвечают за продуктивность произвольной и непроизвольной саморегуляции индивидуальных ментальных ресурсов в процессе построения ментальных репрезентаций прошлых, настоящих и будущих событий. Ядро метакогнитивных способностей — это способность к контролю индивидуальной психической активности. Интеллектуальный контроль — это система психических механизмов, которые “изнутри” субъекта отвечают за такие ментальные процедуры, как мониторинг, проверка, сдерживание, торможение, коррекция, управление. Назначение интеллектуального контроля — участие в построении ментальных репрезентаций актуального субъект-объектного взаимодействия, приведенных в соответствие с субъективными намерениями и объективными обстоятельствами.

Метакогнитивные способности включают произвольный интеллектуальный контроль и непроизвольный интеллектуальный контроль. Произвольный контроль — это осознанное управление своими ментальными ресурсами в процессе построения ментальных репрезентаций (планирование, оценка, поиск и коррекция ошибок, регуляция умственных действий и психических состояний, предвосхищение, обоснование выбора, формирование смыслов, инициация новой деятельности и т.д.). Непроизвольный контроль — неосознанное управление процессами переработки информации в процессе построения ментальных репрезентаций (торможение доминирующего сигнала в пользу более слабого, но релевантного; распределение внимания в пространстве множества признаков в зависимости от степени их значимости; оперативная и избирательная активизация рабочей памяти; особенности перцептивного сканирования; преодоление интерференции стимулов и т.д.). В разных исследованиях проявления произвольного контроля изучаются в контексте исследований рефлексии, непроизвольного контроля — управляющих функций (executive functions).

Если мы рассмотрим полюс высокой рефлексии, то продуктивные формы рефлексивной саморегуляции предполагают высокий уровень метакогнитивных способностей, то есть сформированность произвольного контроля в сочетании с непроизвольным. Что касается непродуктивных форм рефлексивной саморегуляции (при столь же высоком уровне рефлексии), в этом случае имеет место низкий уровень метакогнитивных способностей, прежде всего за счет редукции непроизвольного контроля над процессом построения ментальной репрезентации происходящего. Например, в виде дефицитов организации внимания: во-первых, снижения селективности внимания (отсюда избыточность признаков в составе ментальной репрезентации либо неспособность дифференцировать релевантные и нерелевантные признаки), во-вторых, чрезмерной фиксированности внимания на отдельных нерелевантных признаках, в-третьих, смещения фокуса внимания на содержание собственного Я и, как следствие, центрацию и сужение ментального образа ситуации. Именно снижение селективности, рост фиксированности и смещенный фокус внимания выступают в качестве предпосылки искажения ментальной репрезентации, что и провоцируют защитное поведение в случае гиперрефлексии.

На полюсе низкой рефлексии продуктивная саморегуляция основывается на высоком уровне непроизвольного контроля, однако при необходимости включается и произвольный. Возможность спонтанного либо осознанного перехода от непроизвольной к произвольной саморегуляции отчетливо проявляется в интеллектуальной деятельности компетентных и талантливых людей: на уровне непроизвольного контроля осуществляется опознание противоречий, выделение релевантных признаков, быстрое принятие решения и т.д.; на уровне произвольного контроля — длительное и тщательное изучение соответствующей предметной области, готовность рассматривать альтернативные варианты, открытая познавательная позиция и т.д. В свою очередь, непродуктивная саморегуляция — при столь же низком уровне рефлексии — обусловлена низким уровнем сформированности и непроизвольного, и произвольного контроля, что стимулирует импульсивное поведение в самых разных его проявлениях.

Эффект расщепления высоких и низких показателей рефлексии может быть представлен в следующем виде (рисунок).

Рис. Эффект расщепления высоких и низких показателей рефлексии.

Таким образом, в качестве основного критерия, обеспечивающего эффект расщепления высоких и низких показателей рефлексии, выступают метакогнитивные способности. Именно высокий либо низкий уровень сформированности метакогнитивных способностей (в виде меры эффективности произвольного и непроизвольного контроля) является причиной тому, что рефлексия и арефлексия обретают свою светлую либо темную сторону. Иными словами, собственно рефлексия — для ее описания можно употреблять термины “рефлексивные способности” [17; 18] либо “системная рефлексия” [12] — предполагает действие и произвольных, и непроизвольных механизмов метакогнитивной саморегуляции.

При этом важно учитывать дополнительные свойства метакогнитивных способностей, которые обусловливают продуктивные формы рефлексии и арефлексии (их “светлые стороны”): 1) биполярность — сформированность двух разных способов саморегуляции (непроизвольного и произвольного) и возможность их одновременной актуализации; 2) мобильность — оперативное изменение меры выраженности рефлексии на всем диапазоне ее проявлений от минимума до максимума в зависимости от требований ситуации.

Одной из перспективных линий дальнейших исследований эффекта расщепления показателей рефлексии является изучение роли понятийных способностей (шире — понятийного опыта личности). Есть основания предполагать, что чем выше способность к обобщению и концептуализации, тем в большей мере сформированы метакогнитивные способности.

В контексте поставленного вопроса нельзя не вспомнить блестящую раннюю книгу Л.Л. Терстоуна, в которой он определял интеллект как способность подавлять (тормозить) актуальную потребность. Подобного рода “отсроченное” поведение, по его утверждению, связано с работой “обобщающего мышления”, позволяющего воспринимать и интерпретировать ситуацию в более абстрактном виде [52].

Современные исследования подтверждают идею о том, что формирование рефлексии как специфического механизма саморегуляции теснейшим образом связано с формированием понятийного мышления. Так, по мере развития представлений детей о целях своей деятельности происходит (благодаря усвоению категорий) смещение от конкретных целей ко все более абстрактным, одновременно с этим растет эффективность произвольной саморегуляции: обеспечивается более гибкое поведение за счет преодоления поведенческих привычек; контроль оказывается все более самостоятельным, так как его правила порождаются самим ребенком; поведение становится менее импульсивным и т.д. [45]. Кроме того, именно понятийное мышление выступает в качестве промежуточного звена, которое связывает интеллектуальную (метакогнитивную регуляцию познавательной деятельности) и личностную рефлексию (смысловую интеграцию мотивационно-потребностной сферы личности) [24].

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Многие противоречия в психологических исследованиях объясняются игнорированием того обстоятельства, что в действительности психические объекты и соответственно их проявления имеют многомерный (нелинейный) характер. Одним из доказательств в пользу многомерной природы психических свойств является эффект расщепления традиционных психологических показателей: показатель с одной и той же количественной мерой выраженности характеризуется психологической неоднозначностью, скрывая за собой радикально разные типы психической организации и разные типы поведения.

Ранее этот эффект был описан на примере когнитивных стилей [31], психометрического интеллекта и психометрической креативности [32], эмпатии [27]. Иными словами, можно ожидать, что эффект расщепления имеет универсальный характер. Если это так, то возникает необходимость учета многомерной (нелинейной) природы психических явлений, и следовательно, пересмотра процедур интерпретации показателей традиционных психодиагностических методик и методов обработки эмпирических данных.