ООНПсихологический журнал Psikhologicheskii zhurnal

  • ISSN (Print) 0205-9592
  • ISSN (Online) 3034-588X

Привязанность у детей в различные периоды современного российского общества

Код статьи
S020595920021477-0-1
DOI
10.31857/S020595920021477-0
Тип публикации
Статья
Статус публикации
Опубликовано
Авторы
Том/ Выпуск
Том 43 / № 4
Страницы
27-35
Аннотация

Исследования привязанности в разных странах свидетельствуют о негативных изменениях распределения паттернов привязанности у детей в обстоятельствах социального риска и важности социально-экономических условий для формирования семейной жизни и моделей воспитания детей. В данной работе проведено сравнение распределения паттернов привязанности, полученных в трех исследованиях российских детей раннего возраста: в 1989 и 2017–2018 гг. до и после периода глубокого социально-экономического кризиса в российском обществе, и в 1999 — начале 2000-х к концу этого периода. Для исследования привязанности в каждой работе использовался классический метод “Незнакомая ситуация” с последующим выделением паттернов безопасного (В), небезопасных избегающего (А), тревожно-сопротивляющегося (С), а также дезорганизованного (D) видов. Результаты свидетельствуют о соответствии распределения паттернов привязанности у детей в российских семьях международно признанному распределению в исследованиях 1989 и 2017–2018 гг., и о негативных изменениях, по сравнению с результатами этих исследований, по данным 1999 — начала 2000-х гг.: снижение формирования паттерна В и увеличение С и D. Результаты исследований поддерживают необходимость благоприятных социально-экономических условий в обществе для формирования организованной привязанности и увеличения частоты формирования безопасного паттерна, влияющих на стабильность и безопасность жизни семьи, матери и ребенка.

Ключевые слова
паттерны привязанности, дети раннего возраста, российское общество, социально-экономические условия
Дата публикации
15.09.2022
Год выхода
2022
Всего подписок
11
Всего просмотров
420

Согласно теории привязанности, для обеспечения безопасности и защиты дети от рождения направлены на развитие в социальных условиях, и к концу первого года жизни в результате взаимодействия с матерью формируют первые стабильные представления о себе и матери и модель поведения с ней — паттерн привязанности [9]. Качество привязанности зависит от особенностей, привнесенных ребенком и матерью в процесс взаимодействия, а также от влияния каждого из них на другого в этом процессе. Разработанный Мэри Эйнсворт и ее коллегами метод “Незнакомая ситуация” (The Strange Situation Procedure), признанный золотым стандартом изучения привязанности у детей, позволил выделить формируемые детьми по отношению к матерям паттерны привязанности безопасного (В; 66% выборки), небезопасного избегающего (А; 21.7%) и небезопасного тревожно-сопротивляющегося (С; 12.3%) видов [6]. Установлено, что вид формируемого ребенком паттерна привязанности зависит от поведения матери, ее чувствительности к сигналам ребенка [6; 9; 13] и непосредственно связан с систематическим опытом его взаимодействия с матерью (фигурой привязанности). Проведенное в последующем изучение случаев, не соответствующих классификации по системе АВС, а также исследования детей, воспитывающихся в семьях родителей с неразрешенным травматическим опытом, и детей с опытом пренебрежения и жестокого обращения, привело к выделению дезорганизованного (D) вида привязанности [12].

Со времени публикации Джоном Боулби основных положений теории привязанности и последующего проведения М. Эйнсворт эмпирических исследований паттернов привязанности [6; 9] в научной литературе представлены результаты множества исследований привязанности у детей из семей, проживающих в разных странах мира, на различных континентах. Данные этих исследований с использованием систем классификации АВС и АВСD проанализированы и обобщены в метааналитических работах [15; 16] и свидетельствуют об универсальности феномена формирования ребенком привязанности к матери (или заменяющему ее близкому взрослому) и представленности выделенных паттернов привязанности вне зависимости от страны проживания и культуральной принадлежности семьи [13]. Вместе с этим в литературе представлена информация о значительных негативных изменениях распределения паттернов привязанности у детей, воспитывающихся в семьях социального риска [16], и о культуральных различиях в отношении частоты проявления конкретных паттернов привязанности, подчеркивающих важность социально-экономических обстоятельств в формировании семейной жизни и моделей воспитания детей [13]. Результаты исследований детей, воспитывающихся в семьях различных регионов одной страны, поддерживают представление о влиянии культуральных особенностей на формирование привязанности [7].

Исследования привязанности у российских детей с использованием метода “Незнакомая ситуация” до настоящего времени были представлены двумя работами. По результатам первой работы, проведенной в 1989 г. исследователями из Германии, частота распределения паттернов привязанности по системе АВС у детей в возрасте от 11 до 12 месяцев, воспитывавшихся в московских семьях, составляла 18% A, 63% B и 14% С [5]. Согласно данным второй работы, проведенной в Санкт-Петербурге в 1999 — начале 2000-х гг., распределение паттернов привязанности при классификации по системе АВСD у детей в возрасте от 11 до 16 месяцев составляло 10% A, 6% B, 34% C и 50% D [3; 14]. Авторы объясняли наблюдаемое между двумя работами различие распределений паттернов привязанности изменением условий развития обследованных детей, связанных с кардинальным изменением политической и социально-экономической ситуации в стране в 1990-х годах, негативно отразившимся на жизни семей и эмоциональной доступности и чувствительности матерей во взаимодействии с детьми [14].

За время, прошедшее после проведения в 1999 — начале 2000-х гг. второго исследования, социально-экономическая ситуация в стране значительно изменилась: увеличились основные индикаторы уровня жизни, снизилась величина естественной убыли населения, снизилось количество зарегистрированных преступлений, в т.ч. в 3.6 раза — террористических актов; увеличилась ожидаемая при рождении продолжительность жизни [4]. Согласно данным анализа научных исследований, выход из глубокого социально-экономического кризиса с повышением безопасности условий жизни семей может положительно отразиться на формировании привязанности к матерям у детей. В известной нам литературе, посвященной изучению привязанности, не обнаружено работ, изучавших распределение паттернов привязанности у детей в семьях после периода глубоких социально-экономических изменений, по сравнению с распределениями у детей, воспитывавшихся в семьях до и к концу этого периода. Научная актуальность проведения такого исследования определяется необходимостью получения информации о формировании паттернов привязанности и возможных изменениях их распределения в связи с социально-экономической ситуацией внутри одной страны, а также по сравнению с международно признанными, по исследованиям в других странах, распределениями паттернов привязанности.

Цель данной работы заключается в изучении распределения паттернов привязанности у детей, полученных в исследованиях, проведенных в различные периоды российского общества. Объект исследования — привязанность у детей, предмет — распределение паттернов привязанности у российских детей. Задачи исследования включают изучение распределения паттернов привязанности у детей в семьях, проживающих в современных условиях российского общества, и сравнение распределений, полученных в исследованиях в разные периоды российского общества, как между собой, так и с международно признанным распределением.

МЕТОДИКА

Участники исследования. Для сравнения распределения паттернов привязанности были использованы данные, полученные по выборке детей, обследованных в 1989 г. группой исследователей из Германии [5], по выборке, обследованной в 1999 — начале 2000-х [3; 14], а также по представленной в настоящей работе выборке детей, обследованных в 2017–2018 гг. Согласно опубликованным данным, в работе 1989 г. была исследована группа из 22 детей в возрасте M (SD) = 11.9 (0.8) мес. (от 11 до 12 мес.), рожденных в срок, типично развивающихся, без нарушений здоровья, воспитывающихся в полных московских семьях среднего класса с матерями в роли ухаживающих за детьми близких взрослых [5]. В работе 1999 — начала 2000-х гг. группу исследования составили 130 детей в возрасте от 11 до 16 мес. (в среднем 13.3 мес.), 98% из которых родились в срок. Дети проживали в Санкт-Петербурге, 97% семей были полными и 92% относились к семьям со средним или высоким доход. Ухаживающими за детьми близкими взрослыми были матери с высшим (62%) или средним и средним специальным образованием (38%) [3; 14].

Участниками проведенного нами в 2017–2018 гг. исследования1 были 28 рожденных в срок типично развивающихся детей в возрасте M (SD) = 32.1 (10.1) мес. (от 12 до 47 мес.). Дети воспитывались в полных семьях с доходом среднего и выше среднего уровня. Ухаживающими за детьми близкими взрослыми были матери с высшим (82%) или незаконченным высшим и образованием на уровне колледжа (18%). Дополнительно из общей группы была выделена подгруппа из 15 детей в возрасте M (SD) = 17.9 (3.14) мес. (от 12 до 24 мес.).

1. Исследование поддержано Этическим комитетом СПбГУ в области исследований с привлечением людей (протокол № 71 от 01.02.2017 г.).

Метод исследования. Для оценки качества привязанности у детей была использована классическая лабораторная процедура “Незнакомая ситуация” (Strange Situation Procedure [6]), описанная в российской литературе [1; 2]. Она состоит из восьми записываемых на видео эпизодов взаимодействия матери и ребенка, включая два разлучения и, соответственно, две встречи матери и ребенка после разлучения. Общая длительность метода составляет около 22 минут. “Незнакомая ситуация”, разработанная для изучения привязанности у детей в возрасте около года и второго года жизни [6], широко используется и для детей более старшего возраста [7; 8; 15; 16]. В данной работе приведены результаты использования “Незнакомой ситуации” в выборках детей в возрасте до 24 и от 12 до 47 месяцев.

Классификация привязанности в исследовании 1989 г. [5] проводилась в соответствии с классической системой с определением паттернов безопасного (В), небезопасного избегающего (А), небезопасного тревожно-сопротивляющегося (С) [6] видов, а также выделением случаев, не поддающихся классификации (в настоящей работе эти случаи рассматривались как проявления предложенной впоследствии дезорганизованной привязанности D [12]). Классификация в работах, проведенных в 1999 — начале 2000-х [3] и в 2017–2018 гг. была проведена по системе АВСD с определением паттернов как организованного (АВС; [6]), так и дезорганизованного (D; [12]) видов.

В кратком представлении и согласно основным характеристикам паттернов, дети классифицировались как имеющие безопасную привязанность в случае, если искали контакта с матерью и получали утешение от нее; как имеющие небезопасную привязанность избегающего вида — если отворачивались от матери или не обращались к ней за поддержкой и утешением, небезопасную привязанность тревожно-сопротивляющегося вида — если не успокаивались даже при достижении близости с матерью. Привязанность дезорганизованного вида классифицировалась в случае, если поведение детей соответствовало определенным проявлениям дезорганизации, включавшим одновременное или последовательное проявление противоречащих видов поведения, замирание или оцепенение, нарушение направленности поведения привязанности (например, приближение к незнакомке при стрессе), проявление в присутствии матери стереотипий или аномальных поз, проявление непосредственных показателей опасений матери (например, выражение страха, когда она возвращается) или прямых показателей дезорганизации или дезориентации (например, быстрые изменения в действиях, дезориентированное блуждание) [12; 16]. Случаи, когда у детей наблюдались поведенческие проявления, свидетельствующие о невозможности классификации привязанности по системе ABCD, обозначались как СС (cannot classify) и, согласно существующему подходу [8], присоединялись к группе детей с дезорганизованной привязанностью.

Процедура исследования. Во всех трех исследованиях “Незнакомая ситуация” проводилась в специальной комнате, оборудованной двумя стульями (для матери и незнакомки), игрушками для ребенка и видеокамерой (за зеркалом Гезелла с невидимым для ребенка оператором) для записи эпизодов взаимодействия матери и ребенка. Последующий анализ видеоматериалов с определением паттернов привязанности проводился прошедшими обучение исследователями с высоким уровнем надежности анализа во время обучения. В работе исследователей из Германии согласованность результатов обучения с результатами общепризнанных экспертов (M. Main, A. Sroufe) составляла 86–90% [5]. В исследовании периода 1999 — начала 2000-х гг. у проанализировавшей видеоматериалы исследовательницы (Н. Плешкова) уровень согласованности результатов обучения с результатами экспертки (P. Crittenden) составила 90% [3].

В работе 2017–2018 гг. анализ видеоматериалов и классификация привязанности проводилась двумя независимыми экспертами, основная из которых (E. Carlson), являющаяся международно признанной специалисткой по обучению оценки привязанности по системе АВСD, проанализировала видеоматериалы по всей группе детей. Для оценки надежности полученных результатов 20% случаев была проанализирована второй эксперткой (M. Dozier2), которая прошла обучение оценке привязанности по системе ABCD с достижением уровня согласованности результатов не менее 80%. Совпадение результатов двух независимых эксперток составило 83%.

2. Авторы выражают глубокую признательность руководителю отдела развития ребенка университета Делавэр проф. Мэри Дожер (Professor Mary Dozier, Amy E. du Pont Chair of Child Development, Univ. of Delaware) и доктору наук Элизабет Карлсон (Elizabeth A. Carlson, PhD, Senior Research Associate; Director, Harris Programs; Institute of Child Development at the University of Minnesota) за научное взаимодействие и профессиональную поддержку данной работы.

Анализ данных. Распределение привязанности, полученное в каждом из трех исследований российских детей, сравнено с международно признанным распределением, полученным по результатам метаанализа исследований типично развивающихся детей в возрасте до 24 мес. из семей среднего класса Северной Америки (15% А, 62% В, 9% С и 15% D, n = 2104; так называемое “стандартное” распределение [16]). Такое сравнение проведено для групп российских детей в возрасте до 24 мес., а также, в соответствии с представленным в литературе подходом к анализу привязанности у детей более широкого возрастного диапазона [7], для детей от 12 до 47 мес. Дополнительно данные, полученные в группе детей 12–47 мес., были сравнены с результатами метааналитического обобщения 10 исследований детей в возрасте после 24 мес. (19% А, 56% В, 10% С и 15%, n = 492) [16].

Кроме того, в работе проведено сравнение распределений паттернов привязанности, полученных в три различных периода исследований российских детей (в 1989, 1999 — начале 2000-х, 2017–2018 гг.). Для проведения частотного анализа распределения паттернов привязанности применялся критерий χ2.

РЕЗУЛЬТАТЫ

Распределения паттернов привязанности у российских детей, полученные в исследованиях 1989 [5], 1999 — начала 2000-х [3; 14] и 2017–2018 гг., а также результаты их сравнения с распределениями, выделенными по результатам метаанализа [16] и между собой, представлены в Таблице.

Таблица. Распределение паттернов привязанности у детей, воспитывающихся в российских семьях, и результаты их сравнения с данными метаанализа и между собой (χ2, p).

1 – невозможность классификации, для последующего анализа объединена с D

В исследовании 1989 г. было выявлено 18% детей, сформировавших паттерн А, 63% детей — паттерн В, 14% — С и 5% детей с невозможностью классификации привязанности (СС; в настоящей работе рассматривалось как проявление предложенной впоследствии дезорганизованной привязанности D [12]). По частоте представленных паттернов полученное распределение не отличалось от международно признанного “стандарта” распределения, выделенного по результатам метааналитического исследования детей в возрасте до 24 мес. [16] (p > 0.10).

В исследовании 1999 — начала 2000-х гг. распределение паттернов привязанности состояло из 10% A, 6% B, 34% C и 50% D [3; 14] и значительно отличалось от распределения, полученного в результате метаанализа у детей младше 24 мес., как в целом (χ2 (3) = 233.2, p

Анализ видеоматериалов “Незнакомой ситуации” в исследовании, проведенном нами в 2017–2018 гг., выявил для детей в возрасте от 12 до 47 мес. распределение привязанности в виде 11% А, 78.5% В, 3.5% С и 7% D и СС, и для подгруппы детей от 12 до 24 мес. 20% А, 73% В, 7% С и отсутствие D или СС. Выявлено, что каждое из этих распределений не отличается от распределений, полученных в результате метаанализа (p > 0.10) (Таблица).

Сравнение распределений паттернов привязанности у российских детей, исследованных в разные годы, показало отсутствие различий между данными, полученными в 1989 и 2017–2018 гг. (для всех сравнений p > 0.10). В то же время обнаружено значимое отличие распределения, полученного в 1999 — начале 2000-х гг., по сравнению как с данными исследования 1989 г. (χ 2 (3) = 55.5; p < 0.001; n = 152), так и с данными 2017–2018 гг. (для детей до 24 мес. χ 2 (3) = 58.2; p < 0.001; n = 145; для детей 12–47 мес. χ 2 (3) = 81.0; p < 0.001; n =158) (Таблица).

Отличие распределения, полученного в 1999 — начале 2000-х гг. определяется, по данным сравнения проявления отдельного паттерна с суммарным проявлением других паттернов, меньшей представленностью В (при сравнении с данными 1989 г. χ2 (1) = 50.2, p < 0.001, n = 152; при сравнении с данными 2017–2018 гг. для детей до 24 мес. χ2 (1) = 53.3, p < 0.001, n = 145 и для общей группы детей в возрасте 12–47 мес. χ2 (1) = 78.5, p < 0.001, n = 158). Кроме того, в выборке 1999 — начала 2000-х гг. обнаружена большая представленность С (при сравнении с данными 1989 г. χ2 (1) = 3.6, p = 0.058, n = 152; при сравнении с 2017–2018 гг. для подгруппы до 24 мес. χ2 (1) = 4.5, p = 0.03, n = 145; для детей 12–47 мес. χ2 (1) = 10.4, p = 0.002, n = 158) и D (при сравнении с 1989 г. χ2 (1) = 15.8, p < 0.001, n = 152; при сравнении с 2017-2018 гг. для детей до 24 мес. χ2 (1) = 13.6, p < 0.001, n = 145; для детей 12–47 мес. χ2 (1) = 17.3, p < 0.001, n = 158).

ОБСУЖДЕНИЕ РЕЗУЛЬТАТОВ

В результате проведенного исследования показано, что распределение паттернов привязанности по отношению к матерям у детей, воспитывающихся в российских семьях, соответствует выделенному в метааналитическом исследовании международно признанному “стандарту” [16] при изучении в 1989 г.; показывает негативные изменения, по сравнению с предыдущим и последующим исследованиями российских детей, а также с международно признанным распределением, при изучении в 1999 — начале 2000-х гг.; и соответствует данным 1989 г. и “стандарту” по результатам исследования в 2017–2018 гг. Негативные изменения распределения привязанности, обнаруженные в 1999 — начале 2000-х гг., проявились, по сравнению с международным распределением и данными двух других исследований, в снижении частоты формирования детьми безопасного паттерна привязанности (В) и увеличении формирования паттернов привязанности небезопасного тревожно-сопротивляющегося (С) и дезорганизованного (D) видов.

В каждом из проведенных исследований показана представленность паттернов привязанности организованных (В, А и С) и дезорганизованного (D) видов. Данные изучения российских детей не только поддерживают развитые в теории привязанности [6; 9] и в последующем эмпирические доказанные исследователями из разных стран мира представления об универсальности феномена привязанности ребенка к матери [13; 15; 16], но и свидетельствует о возможности формирования детьми организованных паттернов привязанности (безопасного и небезопасного видов) в семьях, жизнь которых проходит в самых различных общественных условиях.

Согласно данным литературы, негативные изменения распределения привязанности с повышением проявлений дезорганизации наблюдаются у детей, воспитывающихся, вне зависимости от страны проведения исследования, в семьях с проявлением пренебрежения и жестокого обращения, при переживании родителями неразрешенного опыта травматизации [16]. Исследования межкультуральных различий показывают значительное снижение встречаемости безопасной привязанности у детей из семей, проживающих в бедности (32% по выборке в Мексике), в регионах с недостаточным питанием (до 7% в отдельных областях Чили) [13], что подчеркивает важность социально-экономических обстоятельств в формировании семейной жизни и родительского поведения по отношению к детям. Эти данные позволяют полагать, что негативное изменение распределения привязанности, наблюдаемое у российских детей, обследованных в 1999 — начале 2000-х гг., со снижением паттернов безопасной и увеличением небезопасной привязанности тревожно-сопротивляющегося и дезорганизованного видов, связано прежде всего с опытом проживания семей в период глубокого социально-экономического кризиса, произошедшего в России в 1990-х годах. Изменения коснулись практически каждой семьи и негативно отразились на уровне дохода, социальных гарантиях со стороны государства, системе здравоохранения, преступности [4]. Матери детей пережили длительный опыт тяжелых социальных и экономических потрясений. Период их взросления и формирования собственной семьи прошел в условиях драматического снижения безопасности и стабильности жизни. Когда риск и опасность для взрослых возрастают, они увеличивают усилия по самозащите и таким образом снижают предсказуемость поведения и чувствительность к детям [14]. Снижение чувствительности матерей во взаимодействии с детьми отразилось, в соответствии с данными литературы [16], на снижении формирования паттерна безопасной привязанности и увеличении формирования паттернов небезопасного и дезорганизованного видов. При этом увеличение частоты формирования паттерна небезопасного тревожно-сопротивляющегося вида у детей могло быть следствием повышения сосредоточенности матерей на решении своих проблем и связанным с этим снижением доступности, повышением непоследовательности их поведения по отношению к детям [10], что, например, может проявляться в задержке реагирования на плач и занятости матерью рутинной работой, даже когда она держит ребенка на руках [6].

В отличие от этого, матери детей, обследованных в 1989 году, росли и развивались в относительно стабильных и предсказуемых советских социально-экономических условиях, и проживая в полных семьях среднего класса, во взаимодействии с детьми демонстрировали эмоциональность и мягкость, в большинстве случаев были чувствительны [5], что проявилось в формировании детьми организованной привязанности с преобладанием безопасного паттерна. Улучшение социально-экономической ситуации в российском обществе в период после проведения второго исследования (с начала 2000-х по 2017 гг.), выход из периода социальных потрясений и экономического кризиса, повышение безопасности и стабильности жизни российских семей [4] создало новые, отличающиеся от 1990-х годов, условия развития, взросления и формирования собственных семей у нового поколения родителей. В соответствии с данными литературы о чувствительности матерей и преобладании безопасной привязанности у детей в семьях, проживающих в странах с положительными социально-экономическими условиями [16], изменения в российском обществе с увеличением безопасности и стабильности жизни положительно отразились на формировании привязанности у детей.

Одним из факторов, который мог дополнительно повлиять на изменения распределения паттернов привязанности в исследовании, проведенном в 1999 — начале 2000-х гг., является различие в подходе к классификации привязанности у проводивших анализ видеоматериалов экспертов. Анализ полученных в этой работе видеоматериалов “Незнакомой ситуации” был проведен по результатам обучения у автора динамической модели созревания привязанности П. Криттенден (P. Crittenden; Dynamic-Maturational Model of attachment, DMM; [11]), что, несмотря на классификацию по системе АВСD [6; 12], могло привести к выделению меньшего числа детей с безопасным паттерном привязанности и увеличению числа детей, отнесенных к паттерну дезорганизованного вида [5]. Однако при использовании разработанной в рамках DMM модифицированной системы оценки привязанности пропорция детей с паттерном безопасной привязанности была в работе 1999 – начала 2000-х гг. ниже, чем в выборках детей из других стран, также оцененных согласно модифицированной системе [14]. Т.е. одно лишь различие в подходе к классификации не могло привести к наблюдаемому у этой группы значительному изменению распределения с уменьшением паттерна В (6% по сравнению с 63% и 73% у сверстников в двух других российских исследованиях).

Другим фактором, который мог опосредованно повлиять на изменение распределения привязанности у детей в исследовании 1999–2000-х гг., является различие в месте проживания семей: в исследовании 1989 г. — в Москве, в исследованиях 1999 — начала 2000-х и 2017–2018 гг. — в Санкт-Петербурге. Данные литературы свидетельствуют о возможности изменения распределения у детей, проживающих в различных регионах одной и той же страны, как в связи с культуральными особенностями регионов [7], так и в связи с различием социально-экономической ситуации [13]. При этом культуральные особенности семей внутри одной страны, при одинаковой социально-экономической ситуации в регионах, могли отразиться на проявлениях не столько безопасной, сколько небезопасной привязанности (например, большая представленность в распределении привязанности паттерна небезопасной привязанности тревожно-сопротивляющегося вида у детей из семей Южного Китая по сравнению с детьми из Северного Китая [7]). Тот факт, что в проанализированных нами выборках дети проживали в русскоязычных семьях среднего класса, а негативные изменения распределения, показанные в работе 1999 – начала 2000-х гг., включали значительные изменения представленности паттернов безопасного и дезорганизованного видов, свидетельствует об изменениях в формировании привязанности у детей не в связи с местом проживания семей, а в связи с общим для всех опытом проживания в кризисных условиях российского общества девяностых годов.

Данные проведенного исследования поддерживают научную информацию о негативных изменениях распределения паттернов привязанности у детей в семьях, проживающих в тяжелых социально-экономических обстоятельствах [13; 16]. Чтобы дети в российских семьях во взаимодействии с матерями формировали не дезорганизованную, а организованную привязанность с увеличением частоты формирования безопасного паттерна, необходимо создание и поддержание в российском обществе благоприятных социально-экономических условий, положительно влияющих на стабильность и безопасность жизни семей, родителей и детей.

ВЫВОДЫ

Результаты исследования распределения паттернов привязанности у детей раннего возраста в российских семьях в различные общественные периоды позволяют сделать следующие выводы.

1. Распределение паттернов привязанности у детей в российских семьях по отношению к матерям соответствует выделенному в метаанализе международно признанному “стандарту” распределения [16] при исследовании в 1989 и 2017–2018 гг., однако показывает негативные изменения привязанности в период 1999 – начале 2000-х гг.

2. Негативные изменения распределения привязанности, обнаруженные в исследовании 1999 – начала 2000-х гг., проявились в снижении формирования детьми безопасного паттерна привязанности (В) и увеличении формирования паттернов привязанности небезопасного тревожно-сопротивляющегося (С) и дезорганизованного (D) видов.

3. Распределение паттернов привязанности у детей раннего возраста по отношению к матерям в российских семьях меняется в зависимости от социально-экономической ситуации в различные общественные периоды: не отличается от международно признанного распределения в условиях стабильности и негативно изменяется в условиях отрицательно влияющих на жизнь семьи и матери нестабильности и снижения безопасности.

Библиография

  1. 1. Мухамедрахимов Р.Ж., Плешкова Н.Л. Методы изучения привязанности у младенцев и детей раннего возраста // Практикум по возрастной психологии / Под ред. Л.А. Головей, Е.Ф. Рыбалко. СПб.: Речь, 2000. С. 598–615.
  2. 2. Плешкова Н.Л. Развитие теории и системы классификации отношений привязанности у детей // Эмоции и отношения человека на ранних этапах развития / Под ред. Р.Ж. Мухамедрахимова. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. С. 198–219.
  3. 3. Плешкова Н.Л., Мухамедрахимов Р.Ж. Отношения привязанности у детей в семьях и домах ребенка // Эмоции и отношения человека на ранних этапах развития / Под ред. Р.Ж. Мухамедрахимова. СПб.: Изд-во С.-Петерб. ун-та, 2008. С. 220–239.
  4. 4. Россия в цифрах. 2019: Краткий статистический сборник / Ред. коллегия: П.В. Малков (предс.) и др. М.: Федеральная служба государственной статистики (Росстат), 2019.
  5. 5. Ahnert L., Meischner T., Schmidt A. Maternal sensitivity and attachment in East German and Russian Family Networks // The organization of attachment relationships: Maturation, culture, and context / Ed. P.M. Crittenden, A.H. Claussen. NY: Cambridge University Press, 2000. P. 61–74.
  6. 6. Ainsworth M.D.S., Blehar M., Waters E., Wall S. Patterns of attachment: A psychological study of the Strange Situation. Hillsdale, NJ: Erlbaum, 1978.
  7. 7. Archer M., Steele M., Lan J., Jin X., Herreros F., Steele H. Attachment between infants and mothers in China: Strange situation procedure findings to date and a new simple // International Journal of Behavioral Development. 2015. V. 39. № 6. P. 485–491.
  8. 8. Bernard K., Dozier M., Bick J., Lewis-Morrarty E., Lindhiem O., Carlson E. Enhancing Attachment Organization Among Maltreated Children: Results of a Randomized Clinical Trial // Child Development. 2012. V. 83. № 2. P. 623–636.
  9. 9. Bowlby J. Attachment and loss: Vol. 1. Attachment. New York: Basic Books, 1982 (Original work published 1969).
  10. 10. Cassidy J., Berlin L. The insecure/ambivalent pattern of attachment: Theory and research // Child Development. 1994. V. 65. P. 971–991.
  11. 11. Crittenden P.M. A dynamic-maturational model of attachment // Australian and New Zealand Journal of Family Therapy. 2006. V. 27. P. 105–115.
  12. 12. Main M., Solomon J. Procedure for identifying infants as disorganized/disoriented during the Ainsworth Strange Situation // Attachment in preschool years: Theory, research and intervention / Eds. M.T. Greenberg, D. Cicchetti, E.M. Cummings. Chicago: University of Chicago Press, 1990. P. 121–160.
  13. 13. Mesman J., van Ijzendoorn M.H., Sagi-Schwartz A. Cross-cultural patterns of attachment: Universal and contextual dimensions // Handbook of attachment: Theory, research, and clinical applications (3rd ed.) / Eds. J. Cassidy, P.R. Shaver. NY: Guilford Press, 2016. P. 790–815.
  14. 14. Pleshkova N.L., Muhamedrahimov R.J. Quality of attachment in St. Petersburg (Russian Federation): A sample of family-reared infants // Clinical Child Psychology and Psychiatry. 2010. V. 15. № 3. P. 355–362.
  15. 15. van Ijzendoorn M.H., Kroonenberg P.M. Cross-cultural patterns of attachment: A meta-analysis of the strange situation // Child development. 1988. V. 59. P. 147–156.
  16. 16. van Ijzendoorn M.H., Schuengel C., Bakermans-Kranenburg M.J. Disorganized attachment in early childhood: Meta-analysis of precursors, concomitants, and sequelae // Development and Psychopathology. 1999. V. 11. P. 225–249.
QR
Перевести

Индексирование

Scopus

Scopus

Scopus

Crossref

Scopus

Высшая аттестационная комиссия

При Министерстве образования и науки Российской Федерации

Scopus

Научная электронная библиотека