Новая книга саратовского историка О.ЮАбакумова объединила статьи разных лет¹, посвящённые участию отделения Собственной е.и.в. канцелярии «в нравственном контроле частной и общественной жизни россиян, во внесудебном разрешении семейных и бытовых конфликтов, в формировании и сохранении норм общественной нравственности и порядка» (с. 9). Эти сюжеты впервые рассматриваются в специальной монографии, хотя в последнее время к ним обращались и другие авторы². Кроме документов IIIотделения (дела из «Секретного архива», всеподданнейшие доклады, ежегодные отчёты, юбилейные обзоры), в работе использованы материалы Министерства юстиции и МВД, а также обширный круг источников личного происхождения. Хронологические рамки исследования ограничены учреждением IIIотделения в г. и реформой политической полиции в середине 1860-гг.

Понятие «нравственный контроль» трактуется Абакумовым широко. В силу специфики главного агентурных речь идёт преимущественно об отклонениях от принятых норм и правил, поскольку, как отмечает автор, «заинтересованное в сохранении и поддержании традиционных устоев, полицейское ведомство изначально было ориентировано на фиксацию девиантного поведения, выявление факторов его предопределивших и способствовавших изменению канонов» (с. 213).

В первой главе говорится про облик столичного студенчества 1850—1860-гг., городское хозяйство, пьянство и трезвенное движение, сексуальное насилие в крепостной деревне. Все эти явления так или иначе находились в поле зрения отделения. Глава «Жандармы в борьбе со взяточниками» написана на основе комплекса дел из фондов Министерства юстиции в РГИА (преимущественно 1820—1840-гг.). В ней прослеживается логика взаимодействия высшей полиции и центральных ведомств: записки о злоупотреблениях губернских чиновников поступали в отделение от жандармских штаб-офицеров, значимые сведения направлялись в соответствующие министерства без указания источника. Министр мог инициировать проверку, а шеф жандармов отслеживал её результаты. В книге рассмотрено более десяти таких эпизодов, но поскольку они не позволяют судить об общей интенсивности взаимодействия двух ведомств и её изменении с течением времени, вывод Абакумова о том, что «тайная жандармская “гласность” позволяла бороться со следствием, не замечая причин, консервируя правовую отсталость государственного механизма» (с. 98), представляется всё же преждевременным. Не учитывается при этом и то, что под надзором жандармских штаб-офицеров находились все высшие чиновники местной администрации вплоть до губернатора, а отделение инициировало собственные расследования и проверки, результатом которых были кадровые решения, принимаемые в обход министерств³.

Третья глава освещает случаи вмешательства высшей полиции в семейные конфликты людей самого разного социального аристократов (среди них особое внимание автора привлёк польский магнат и авантюрист гр. М. Потоцкий), чиновников, городской прислуги. Характерно, что подданные нередко сами обращались в отделение с жалобами на родственников. Такие сведения обычно передавались министру внутренних дел или докладывались непосредственно императору. Поскольку законодательные нормы затрудняли развод супругов, по указаниям I высшая полиция, сохраняя в тайне обстоятельства частной жизни, добивалась разрешения споров во внесудебном порядке. Если это не удавалось, применялись административные меры, вплоть до помещения в монастырь на покаяние или передачи имения в опеку. II, по-видимому, был менее склонен к подобным методам и неохотно вникал в детали семейных неурядиц, предпочитая отдавать такого рода дела на усмотрение суда или специальных комиссий. Так, в г. московский генерал-губернатор, городской голова и начальник округа Корпуса жандармов рассматривали жалобу жены почётного гражданина В.П. Боткина, которая добивалась разрешения проживать отдельно от мужа (с. 129—130). В четвёртой главе обстоятельно изложена история неуравновешенного помещика Н.Н. Телепнева.

В пятой главе Абакумов обращается к повседневной жизни Петербурга. В 18501860-гг. «промышленный рост, трудовая миграция, освобождение от опеки семьи, отсутствие социального (“соседского”) контроля в больших городах способствовали утверждению новой морали» (с. 230). В столице бурно развивалась массовая развлекательная культура с театрами, вокзалами, танцклассами, клубами и полулегальными игорными домами. Агенты IIIотделения вели в них политические разговоры и узнавали городские слухи, фиксируя нарушения общественного порядка и необычные происшествия. Героями полицейской хроники становились то женщина-обезьяна, приезд которой в Петербург в г. привлёк большое внимание публики, то нетрезвый приказчик, грозивший в околотке, что «о том, как с ним поступила полиция, сообщит Герцену для напечатания в “Колоколе”» (с. 194). Шестая глава рассказывает о регулировании проституции. Обильно цитируемые выдержки из документов отделения и полицейских отчётов помогают автору реконструировать обстановку городской так же, как в других исследованиях они служат для описания губернского чиновничества, настроений крестьян и т.д.⁴ При этом собственно деятельность высшей полиции отходит на второй план, что, возможно, обусловлено выбором источника: в делах «Секретного архива», где хранятся прежде всего агентурные сводки и выписки из перлюстрации, она отражена достаточно скупо.

Седьмая, заключительная глава книги представляет собой краткий очерк драматической цензуры 1830 — начала 1860-гг., также находившейся в ведении высшей полиции. С помощью записок и отчётов чиновников пятой (цензурной) экспедиции отделения Е.И. Ольдекопа, М.А. Гедеонова (сына директора императорских театров), И.А. Нордстрема исследователь раскрывает мотивацию цензурных запретов, дополняя и уточняя известный труд Н.В. Дризена⁵.

Абакумов не счёл нужным утомлять читателей описанием организационной структуры политической полиции и специфики агентурной работы, ограничившись краткой справкой о принципах кадрового отбора и секретных инструкциях для чинов Корпуса жандармов; в историографическом очерке им даже не упомянуты основные обобщающие работы по истории IIIотделения⁶. С этим связаны, вероятно, и отдельные неточности, встречающиеся в тексте. Так, в заключении приводятся критические отзывы современников о губернских жандармах, тогда как предшествующие главы построены преимущественно на донесениях столичных агентов, имевших несколько иные служебные обязанности. Фактически книга распадается на серию очерков, не позволяющих судить о том, какое место изложенные в них сюжеты занимали в общем потоке дел тайной полиции. Поэтому трудно сказать, действительно ли «слухи и городские толки суммировались чиновниками Третьего отделения, и несколько раз в неделю, а иногда ежедневно представлялись шефу жандармов» только для того, чтобы он «имел возможность во время своих докладов императору, в беседах с сановниками проявлять хорошую осведомлённость в нуждах, чаяниях, настроениях россиян» (с. 68)?

В истории отделения 1820—1860-гг. Абакумов видит «воплощённый А.Х. Бенкендорфом по прямым указаниям императора Николая I проект надзорно-контролирующей структуры» (с. 269). Однако включённые в книгу очерки указывают скорее на изменение приоритетов деятельности высшей полиции от установления контроля над чиновниками к надзору за частной жизнью подданных. Или такая картина складывается лишь вследствие авторского подхода к отбору источников? В целом, оценивая результаты «нравственной опеки», исследователь констатирует, что «победить пороки и исправить нравы явно не удалось» (с266), а замысел Бенкендорфа «оказался неэффективным» (с. 269). Вместе с тем легко написанная книга О.ЮАбакумова предлагает увлекательные зарисовки бытовой культуры середины в. и даёт богатую пищу для размышлений о месте III отделения в системе государственного управления Российской империи.